Неточные совпадения
В
тумане полились воды, затрещали и сдвинулись льдины, быстрее двинулись мутные, вспенившиеся потоки, и на самую Красную Горку, с вечера, разорвался
туман, тучи разбежались барашками, прояснело, и открылась
настоящая весна.
«Какая ненужная встреча», — думал Самгин, погружаясь в холодный
туман очень провинциальной улицы, застроенной казарменными домами, среди которых деревянные торчали, как
настоящие, но гнилые зубы в ряду искусственных.
Мне сто раз, среди этого
тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот
туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с
туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?» Одним словом, не могу выразить моих впечатлений, потому что все это фантазия, наконец, поэзия, а стало быть, вздор; тем не менее мне часто задавался и задается один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все кидаются и мечутся, а почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и ни одного-то человека здесь нет
настоящего, истинного, ни одного поступка действительного?
Для Привалова его
настоящее превращалось в какой-то волшебный сон, полный сладких грез и застилавшего глаза
тумана.
Туманы здесь довольно частое явление, особенно на море, где они представляют для моряков
настоящее бедствие; соленые морские
туманы, как говорят, действуют разрушающим образом на прибрежную растительность, и на деревья, и на луга.
Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы с Наташей, на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из
тумана с овражьего дна и нянины сказки окажутся
настоящей, законной правдой.
Но как скоро начинает мало-помалу уменьшаться
туман страсти или сквозь него невольно начинают пробивать ясные лучи рассудка, и мы видим предмет нашей страсти в его
настоящем виде с достоинствами и недостатками, — одни недостатки, как неожиданность, ярко, преувеличенно бросаются нам в глаза, чувства влечения к новизне и надежды на то, что не невозможно совершенство в другом человеке, поощряют нас не только к охлаждению, но к отвращению к прежнему предмету страсти, и мы, не жалея, бросаем его и бежим вперед, искать нового совершенства.
24 июня. Вечером, поздно. Жизнь! Жизнь! Среди
тумана и грусти, середь болезненных предчувствий и
настоящей боли вдруг засияет солнце, и так сделается светло, хорошо. Сейчас пошел Вольдемар; долго говорили мы с ним… Он тоже грустен и много страдает, и как понятно мне каждое слово его! Зачем люди, обстоятельства придают какой-то иной характер нашей симпатии, портят ее? Зачем они все это делают?
Вдруг вижу я что же? Вижу, что с этого с озера поднимается
туман, такой сизый, легкий
туман, и, точно
настоящая пелена, так по полю и расстилается. А тут под
туманом на самой на середине озера вдруг кружочек этакой, как будто рыбка плеснулась, и выходит из этого кружочка человек, так маленький, росту не больше как с петуха будет; личико крошечное; в синеньком кафтанчике, а на головке зеленый картузик держит.